Форум » Материалистические подходы » Против самоуправления » Ответить
Против самоуправления
Диалектик: Изначально эта заметка задумывалась как критика статьи А. Яновского «Социализм как историческая возможность» http://revsoc.org/archives/2309, опубликованной в прошлом номере «Максималиста». Но, я надеюсь, ее содержание будет интересно и более широкому кругу читателей, так как она направлена против центрального анархистского/синдикалистского фетиша – против самоуправления. Для тех, кто не читал оригинальной статьи Яновского, вкратце перескажу основные его идеи. Главный вопрос для революционеров сегодня – почему провалились великие революционные движения прошлого? Яновский отвечает на него в духе традиционного исторического материализма: уровень развития производительных сил для торжества нового способа производства был недостаточен. В основе классового общества лежит разделение труда на исполнительский и организаторский, стремление избавиться от этого разделения составляет основу революционного движения. Наиболее боевыми пролетариями были рабочие первых поколений – у них еще сохранялись коллективистские традиции сельской общины, и на заводах они были способны бороться за рабочую автономию. В революционные моменты они могли достичь самоуправления производством в рамках цеха или предприятия, но дальше этого, как показывает Яновский на историческом материале, рабочим редко удавалось продвинуться. И это было неизбежно, так как для обмена информацией внутри предприятий и между ними необходимо было выделение обособленной касты людей, занятых чисто управленческим трудом. С автоматизацией труда, развитием телекоммуникационных систем и появлением децентрализованных сетевых сообществ необходимость в бюрократии отпадает, победа коммунизма становится возможной. «Если генералы готовятся к войнам прошлого, то революционеры – к революциям минувшего века». Что ж, я скажу, что эти слова Яновского в полной мере применимы и к его собственному коммунистическому проекту. Ничего из того, что предлагает Яновский в своей позитивной программе не является принципиально новым. Наоборот, он воспроизводит все идеи и принципы старого рабочего движения, включая его главный фетиш – самоуправление. Именно против фетиша самоуправления мы направим острие нашей критики. Самоуправление чем? Сначала определимся с терминами. Прежде всего, «самоуправление» чем? Очевидно, что не жизнью людей в коммунистическом обществе, ведь цель движения – как раз обрести контроль над своими жизнями. И не самоуправление классовой борьбой – для этого обычно используется понятие «самоорганизация». Обычно когда говорят о самоуправлении, то подразумевают самоуправление отдельным (отделенным) общественным пространством в рамках капитализма, чаще всего – средствами производства в форме частного предприятия. Частное предприятие – это ограниченное место производства стоимости, противостоящее другим местам производства стоимости, а также пространству вне рабочего места. Коммунизм как практическое уничтожение стоимости означает преодоление всех разделений и в первую очередь частного предприятия, изолирующего рабочее пространство-время от нерабочего, и возвращение целостности. Примером здесь может быть жизнь первобытной общины: для того, чтобы создать орудие труда, человеку примитивного общества не нужно было просыпаться по будильнику и идти в репрессивное, чуждое ему место, он всегда оставался частью общины. На это могут возразить: «и что, люди будут есть и спать посреди шумной работающей фабрики?» или «а что, если я не хочу устранять разделение между работой и досугом, хочу 6 часов работать, а остальное время отдыхать?» Но эти вопросы не имеют смысла – как будто мы можем выбирать из нескольких вариантов постреволюционной реальности. Коммунизм – не проект, а движение, и сами борющиеся пролетарии на практике будут решать как реогранизовать производство и перекроить городской ландшафт. Таким образом, я выступаю не против самоуправления как такового, а против идеологии самоуправления. Чтобы было понятнее, можно провести аналогию с так называемым «государственным социализмом». Либертарии критикуют не само общество государственного социализма – такого просто не существует – а идеологию, утверждающую всеобщее освобождение посредством захвата государственной власти, и текущие практики, вытекающие из этой идеологии. Схожим образом, меня интересует не (не)возможное общество, основанное на власти общих собраний и прямой демократии, а зацикленность революционного меньшинства на этих фетишах и том воздействии, которое они оказывают на практическую борьбу пролетариев. Старое рабочее движение Идеология старого рабочего движения, апогеем которого стала революционная волна 1917-21гг., заключалась в стремлении захватить буржуазный мир, избавиться от «паразитов» и установить на земле царство трудового человека – иначе говоря, в основе этого движения лежал фетиш самоуправления. Претворение в жизнь этого идеала возлагалось на пролетариев доминирующей производственной модели конца XX-начала XX веков, то есть на квалифицированных работников крупных промышленных предприятий. «Золотой Век металлурга, шахтера, железнодорожника, докера находился не в прошлом, а в будущем, основанном на гигантских заводах… без хозяев. Опыт работы в относительно самостоятельной бригаде позволял рассчитывать, что он сможет коллективно управлять заводом и, схожим образом, всем обществом, которое представлялось как демократическое объединение предприятий [в форме рабочего государства, системы советов или федерации синдикатов]. Начальники только раздают задания, поэтому рабочие полагали, что смогут обойтись и без них. [как показала история (и Яновский), не смогли] Рабочая или «индустриальная» демократия была продолжением общинности (мифической и реальной), существовавшей на профсоюзных собраниях, во время забастовки, в рабочем районе, в пабе или кафе, в профессиональном языке, внутри мощной сети социальных институтов, формировавших жизнь рабочего класса начиная с гибели Парижской Коммуны и заканчивая 50-60ми годами 20го столетия». (Ж. Дове «Пролетарий и работа») Эта рабочая общинность, унаследованная от докапиталистических обществ, расширялась с развитием капитализма тяжелой промышленности. В ту эпоху капитал (и, соответственно, наемный труд) действовал как нечто внешнее по отношению к обществу, ему необходимо было утверждаться в нем. Для капиталистического класса это означало совершенствование техники и открытие новых рынков, для рабочего класса – утверждение наемного труда как доминирующего образа жизни, что означало борьбу за нормальные условия труда и представительство в политическом поле. Рабочее движение (партии и профсоюзы) было призвано оспаривать долю труда в экономике и политики, но оно никогда не оспаривало само существование экономики и политики, так как в их силе заключалась также и его сила. Так ключевое противоречие капитал-пролетариат уходит из поля зрения критики и подменяется противоречием капиталист-пролетариат; во главу угла ставиться вопрос управления классовым отношением. Революционное меньшинство – часть своего класса, поэтому радикальная теория не могла предложить ничего больше, чем радикальное решение вопроса управления – избавиться от слоя управленцев вообще, посредством рабочей автономии и прямой демократии. Революционный синдикализм не мыслим без обычного синдикализма, а ультралевая политика – без левой политики. «Цель рабочего класса заключается в самоуправлении, самоопределении путем организации советов». (Паннекук) Но развитие капитализма пошло не по тому пути, который предсказывали реформистские и революционные мыслители. Пройдя ряд кризисов и войн, капитал стал безраздельно властвовать в обществе. Тейлоризм уничтожил общинность на рабочем месте, а современный урбанизм добил ее за рамками предприятия. С упадком традиционной индустриальной модели идеология самоуправления также приходит в упадок. В наше время бессилие самоуправления очевидно – достаточно взять любой современный учебник по менеджменту: просвещенная буржуазия уже давно занимается прославлением рабочей автономии и поддержкой низовых инициатив и критикует старомодных авторитарных управленцев и централистские структуры управления; радикальный демократизм бессилен в обществе выбора. Но в чем же заключалась теоретическая ошибка ультралевых (и Яновского)? Идеология самоуправления исходит из того, что для классового общества первично разделение труда на управленческий и исполнительский. Да, это неотъемлемая сторона всякого классового общества, но разве отчуждение ограничивается только сферой управления? Нет, оно охватывает всю совокупность общественных отношений, которые производятся человеком. Современная антропология вряд ли подтвердит, что ключевым фактором развития цивилизации было выделение в общине слоя начальников. Мы можем лишь констатировать раскол первобытной целостности, проявляющийся в разных формах: государстве, работе, семье, религии, – и что производство – это то, чем человек выделяет себя от остального мира. Капитализм включает в себя бесчисленное множество противоречий, иерархий, разделений, но мы можем уверенно утверждать, что капитализм (а значит, и коммунизм) – это не способ управления, а способ производства. «Освобождение рабочего класса может быть делом только самого рабочего класса», гласит Манифест. Но в чем заключается это освобождение? Для ультралевых [и для Яновского] коммунизм был равнозначен рабочему управлению. Они не понимали, что автономия должна распространяться на все сферы жизни, а не ограничиваться одним производством, что пролетарии смогут поддерживать процесс революции, только вырывая с корнем товарный обмен из всех общественных отношений. Новая реорганизация производства создаст лишь новый слой чиновников. Тот, кто ставит во главу угла вопрос управления, обрекает себя на воспроизводство менеджмента. Власть бюрократии над нашими жизнями – это лишь одна сторона нашего общего отчуждения от самих себя. Это отчуждение – не просто административная реальность, с которой может справиться другая форма менеджмента. Монополия на принятие решений, принадлежащая привилегированному слою лиц, – это продукт общества, построенного на рынке и наемном труде. […] Менеджеры лишь олицетворяют отчуждение. Замена бюрократов на рабочие советы вряд ли даст что-то больше, чем замена буржуазии на партийных и профсоюзных чиновников, и, скорее всего, это будет лишь повторением провального опыта русской революции». (Ж. Дове «Наши истоки») Вслед за Дове, мы можем предположить, что замена бюрократов на автоматизированные системы управления также будет лишь повторением провального опыта русской революции. Прогрессизм Кроме самоуправления, Яновский также вторит и другому фетишу старого рабочего движения – вере в прогресс. Социалисты начала XX века видели в коммунизме лишь продолжение имеющихся тенденций, коммунизм им представлялся как централизованное объединение предприятий тяжелой промышленности. «Предлагаю не разрушать эти великолепные машины, работающие и хорошо, и дешево. Давайте возьмем их себе. Пусть они радуют нас своей производительностью и дешевизной. Будем сами управлять ими… Это, господа, и есть социализм…» (Джек Лондон. «Железная пята») Идеология Яновского также могла бы закончить прославлением горизонтальных сетей автоматизированных производств, но он не доходит до конца в своих рассуждениях. И это вполне объяснимо – компьютерная сеть не может стать такой же эффективной и универсальной моделью организации капитала, каким был крупный завод квалифицированных рабочих. Образ программиста не может тягаться с образом накаченного белого мужчины с молотом – это лишь один из целого калейдоскопа образов, наравне с работником кол-центра, швеей из Индии или офисным клерком. Соответственно, бессмысленно возлагать надежды на постепенный подъем низовой борьбы, подобного тому, что был у промышленных рабочих конца XIX века. Трудно рассматривать работников хайтека как авангард классовой борьбы; наоборот, эти категории работников начисто лишены каких-то коллективистских традиций и навыков самоорганизации, среди них распространены индивидуалистские и либертарианские идеи (пример – slashdot.org) Раз прошлая общинность, из которой выросло рабочее движение, умерло, то для нового движения нужна новая общинность. «Социальные сети помогают людям объединятся для решения общих задач и помогают преодолевать отчуждение повседневной жизни, создавая новую форму общности – глобальное сообщество». Чтобы доказать ложность этого «сообщества» достаточно просмотреть чат на контрстрайк-сервере или почитать комментарии на ютубе – у обычных людей в интернете куда больше злобы, агрессии и эгоцентризма, чем у последнего маргинала в самом злачном кабаке. Люди посредством экрана монитора объединяются, чтобы еще больше отделить себя от остального мира. Интернет – продолжение скорее не древнегреческого форума, а современного мегаполиса. Это ложное сообщество никак не противоречит капиталистическому способу производства, наоборот, оно полностью соответствует современной индустриальной модели, характеризующейся нарастанием нестабильности и атомизации и манией убийства времени. Современные технологии предлагают интересные возможности для подлинного сообщества людей – коммунизма – но не больше, чем предложил паровой двигатель. Опыт коллективного управления, взаимопомощи и солидарности не возродился с опенсорсом, он существовал и будет существовать всегда, пока будут существовать люди. Мы не увидели никаких «убедительных доказательств» возможности реализации коммунизма в нашу эпоху, если не считать таковыми жонглирование марксистскими заклинаниями про «исторический материализм» и «производительные силы». На самом деле, и вопроса этой возможности у Яновского не стоит: можно подумать, он бы «провел исследование» современного общества и пришел бы к выводу, что предпосылки для социализма еще не созрели! В таком случае, ему бы пришлось либо застрелиться, либо пуститься в реформизм, максимально работая на развитие производительных сил. «Марксизм», который унаследовал Яновский, опирался на оптимизм – веру в то, что История находится на нашей стороне; веру религиозную, но облаченную в форму научной теории, что само по себе было свидетельством неспособности порвать с доминирующей идеологией научной рациональности. *** Тут мы переходим к вопросу революционной субъективности – то есть того, из чего вытекает наша способность осуществить революцию. Революционная субъективность непосредственно связана с содержанием революции. У Яновского это содержание сводиться к устранению разделения труда на организаторский и исполнительский, значит, в основе революционной борьбы лежит стремление к самоуправлению. В таком случае, самым революционным классом должны были быть крестьяне – уж они-то точно в совершенстве знали, как управлять производством, им не хватало разве что техники, чтобы построить коммуну во всемирном масштабе. Собственно, сам капитал(изм) как таковой ускользает из поля зрения Яновского – разница в различных эпохах для коммунизма только в уровне развития производительных сил. Но много ли в нашем мире людей, кто видит в самоуправлении производством средство обретения подлинного человеческого бытия? О самоуправлении как источнике революционной субъективности не может быть и речи в мире, где 90% заняты в торговле, финансах и других сферах деятельности, которые будут уничтожены в первые часы Восстания; где всякая созидательная деятельность подчиняется логике абсурда и максимизации серости. Что же тогда нас воодушевляет на свержение этого мира? То, на чем построен этот мир – наемный труд. То, что составляет основу нашего существования, является одновременно и объектом нашей атаки, и в этом отличие пролетариата от крестьянства, желавшего лишь освобождения труда, а не его уничтожения. Крестьянству было нечего революционизировать; капитализм переносит отчуждение в центр общественной жизни – трудовую деятельность, и революция становиться возможной. Чтобы реализоваться как личности, мы не можем утверждать наш образ жизни, наоборот – мы должны порвать с ним и с обществом, построенном на нем. Чешир http://revsoc.org/archives/4708
Ответов - 0
полная версия страницы